Пейзаж и его художественные функции в романе «Евгений Онегин»

В примечаниях к роману «Евгений Онегин» Пуш­кин писал: «Смеем уверить, что в нашем романе время расчислено по календарю». Точные даты, однако, вспомнит лишь достаточно внимательный читатель. А вот сам ход времени восстанавливается в памяти очень легко: летом Онегин отправляется в деревню, скучая, проводит там осень, зимой — после дуэли с Ленским — покидает свое имение, весной (но кто же не вспомнит затверженные с детства пушкин­ские строчки: «Гонимы вешними лучами...»!) Тать­яна приходит в имение Онегина. Смена времен года определяет хронометраж действия в романе, а разнооб­разные сельские виды формируют его художественное пространство. Пейзаж, таким образом, из традицион­ного живописного фона превращается в важнейший структурный элемент повествования, задавая про­странственные и временные координаты действия.

Рассмотрим прежде всего роль пейзажа в форми­ровании романного пространства. События шести из восьми глав романа разворачиваются в деревне, и место действия - усадьба поместного дворяни­на — оказывается естественным образом «вписа­но» в пейзаж. Обращает на себя внимание редкост­ное постоянство пейзажных атрибутов, составляю­щих художественное пространство, — рощи, дубравы, река, долина, поля, холмы:

...вдруг перед собою

С холма господский видит дом,

Селенье, рощу под холмом

И сад над светлою рекою... —

или:

Два дня ему казались новы

Уединенные ноля,

Прохлада сумрачной дубровы,

Журчанье тихого ручья;

На третий роща, холм и поле

Его не занимали боле...

В начальных главах романа все эти атрибуты пейзажа складываются в условно-романтическую декорацию, по набору реалий и стилистике напоминаю­щую сельские виды из элегий Жуковского: те же луга и рощи, те же мирно гуляющие по ним стада (причем «сельскохозяйственная» конкретика в описании абсолютно исключается), то же тихое журчание ручья. Стилизация пейзажного рисунка под романтический «сельский вид» особенно заметна в описании могилы Ленского — именно этот герой романа представлен в ореоле романтических мечта­нии и «элегических затей». Все составляющие «сельского кладбища» тщательно выписаны: склонившиеся кроны деревьев, журчащий ручей, «камень гробовой», «таинственный венок» — и обязательные пастух и пастушка (у Пушкина, правда, один раз замененные на пахаря и жниц). Как и в романтических элегиях, пейзаж не исчерпывается лишь зритель­ным рядом, видом на местность; он пронизан раз­мышлениями о быстротечности человеческой жиз­ни, тайнах смерти, тщетности постигнуть вечность:

Мой бедный Ленский! за могилой

В пределах вечности глухой

Смутился ли, певец унылый,

Измены вестью роковой...

…………………………….

Так! равнодушное забвенье

За гробом ожидает нас.

Однако  обратим  внимание  на характерно  пушкинскую особенность   пейзажа: «романтическое» описание могилы молодого поэта завершается не­ожиданно прозаическим портретом — не идиллических пастуха и пастушки, а старого крестьянина:

Один, под ним, седой и хилый,

Пастух по-прежнему поет

И обувь бедную плетет.

Стилистический «сбой» в описании — знак сме­ны художественной оптики: нечто и туманна даль романтического  пейзажа  уступают  место  реалистической картине будничной сельской жизни.   «Ро­мантические розы», воспеваемые Ленским, сменяются подчеркнуто прозаическими крестьянскими дров­нями («Зима!.. Крестьянин, торжествуя, / На дровнях обновляет путь...»), неуклюжим гусем, повалив­шимся на лед, и «волчихою голодной», отправляю­щейся на охоту. Абстрактно-условные элегические «стада» и «поля» у Пушкина описаны буднично:

На нивах шум работ умолк...

……………………………….

На утренней заре пастух

Не гонит уж коров иа хлева...

Простота пейзажа специально оговаривается авто­ром и сознательно противопоставляется привычной для современников Пушкина утонченности картин природы:

Но, может быть, такого рода

Картины вас не привлекут:

Все это низкая природа...

Собственно пейзажная картина строится в романе как широкая панорама, открывающийся вдаль вид: «предметом» изображения обычно бывает лес («Ле­сов таинственная сень / С печальным шумом обна­жалась»), речка («Блистает речка, льдом одета»), небо («Уж небо осенью дышало»), поле («И вот уже трещат морозы / И серебрятся средь полей»). При этом Пуш­кин отказывается от уточнений и подробностей, он не вглядывается в детали — его пейзаж простирает­ся  до линии  горизонта,  одна панорама  сменяется другой. Каждый новый объект, попадающий в поле зрения наблюдателя, — это новая перспектива и но­вое пространство, открывающееся взгляду читателя. Избегая (за редким исключением) крупных планов, Пушкин  добивается  эффекта  равномасштабности: с рекой могут быть соизмеримы лес или поле, но не отдельный листочек или травинка.

Цветовая гамма пушкинской картины — точные цвета спектра: «все бело кругом», «синея блещут небеса», «зеленый луг». (Выделено мной. — Сост.). Предпочитая интенсивные цвета полутонам и оттен­ком, Пушкин добивается эффекта ясного, контраст­ного изображения. Интенсивность освещения повы­шается за счет «отраженного» света: солнечные блики многократно отражаются в зеркале «блистающей речки» и только что выпавшего снега — «зимы бли­стательного ковра».

Пушкинские картины природы в романе никогда не бывают статичны. В природе все постоянно изменяется: лето - «мелькнет», ноябрь - «приближал­ся», снег - «мелькает, вьется», дни - «мчались». В изображении природы преобладают существитель­ные и глаголы; прилагательные, запечатлевающие то или иное явление в статике, практически не используются. Тем самым в пейзаже передается вечное движение, наполняющее жизнь природы. Например, наступление осени описывается через целый ряд фенологических примет:

Уж реже солнышко блистало,

Короче становился день...

Ложился на поля туман,

Гусей крикливых караван

Тянулся к югу...

Интересно, что внешне объективная картина логически завершается явно субъективным выводом:

...приближалась

Довольно скучная пора;

Стоял ноябрь уж у двора.

Прилагательное определяет не состояние Приро­ды, а восприятие ее человеком. Связь жизни природы и жизни человека подчеркивается в романе постоян­но, и прежде всего его композицией. Та или иная пейзажная картина служит «заставкой» к новому этапу в жизни героев романа и развернутой метафо­рой душевной жизни человека. Весна определяется как «пора любви», а утрата способности любить срав­нивается с «бурей осени холодной» («Так бури осени холодной / В болото обращают луг / И обнажают лес вокруг»). Жизнь человека подчиняется тем же уни­версальным законам, что и жизнь природы. Подобно тому, как сменяют друг друга времена года, рождает­ся, умирает и вновь рождается все живое, течет и жизнь человека: сменяются поколения, проходит «расцвет» и «увяданье» человеческая душа. И пото­му столь не случайна прямая связь человека и приро­ды в одном из лирических отступлений в романе:

Как грустно мне твое явленье.

Весна, весна! пора любви!..

………………………………

Или с природой оживленной

Сближаем думою смущенной

Мы увяданье наших лет,

Которым возрожденья нет?

Таким образом, жизнь всех героев пушкинского романа (и автора в том числе) оказывается «вписана» в жизнь природы. Смена времен года и соответствен­но смена пейзажных картин определяет хронологию сюжета,   но  одновременно  является  и  метафорой вечного движения человеческой жизни. Пейзаж фор­мирует  романное  пространство,   но  одновременно делает его и изменчивым, способным преображаться на глазах у читателя. Благодаря пейзажу в романе создается   картина   стремительно   изменяющегося мира, в жизнь которого вплетаются судьбы героев «Евгения Онегина».