Третье действие как кульминация основного конфликта

В первой четверти XIX в. одной из основных сю­жетных комедийных схем была история борьбы двух претендентов на руку одной девушки, причем один из них, пользующийся благосклонностью родителей девушки, как правило, оказывался персонажем отрица­тельным, наделенным какими-либо пороками, зато другой добивался любви своей избранницы не за счет светского положения, богатства и т. п., а исключи­тельно за счет собственных душевных качеств. Де­монстрация его морального превосходства над щего­лем и вертопрахом приводила к тому, что симпатии родителей также переходили на его сторону, в итоге добродетель торжествовала, a порок изгонялся, Именно так и начинается «Горе от ума», причем место традиционного отрицательного персонажа в сюжете вна­чале занимает Чацкий, а место традиционного поло­жительного — Молчалин.

На этом и строит Грибоедов эффект новизны, кото­рый должен был ярче подчеркнуть мировоззренче­ское, идеологическое и политическое содержание его комедии. Уже во втором действии «Горя от ума» на первый план выдвигается конфликт Чацкого с мос­ковским обществом. Содержание его составляет рез­кое расхождение во взглядах на цель и смысл жизни, на ее ценности, на место человека в обществе и другие злободневные проблемы.

Третье действие комедии является кульминацией этого основного, идеологического, конфликта произ­ведения. Оно посвящено развертыванию того неиз­бежного столкновения, о котором говорил сам Грибое­дов. Начинается действие с того, что Чацкий пытает­ся добиться у Софьи признания в том, кого же она лю­бит: Молчалина или Скалозуба. Софья вначале хочет уйти от прямого ответа. Она дает понять Чацкому не­уместность его колкостей и острот в адрес свети: "грозный взгляд и резкий тон» раздражают людей и смешат. В пример Чацкому она ставит Молчалина, в котором, но ее словам, «нет этого ума, // Что гений для иных, а для иных чума, // Который скор, бле­стящ и скоро опротивит, // Который свет ругает напо­вал, // Чтоб свет об нем хоть что-нибудь сказал...» Таким образом, она упрекает Чацкого в тщеславии, совершенно не понимая истинных причин его крити­ки в адрес света.

Прямое столкновение Чацкого со всем московским обществом начнется с его беседы с Молчалиным. Из нее Чацкий вынесет впечатление, что человека «с та­кими чувствами, с такой душою» Софья любить не может, а все ее похвалы в адрес Молчалина — только способ ввести его в заблуждение.

А дальше — съезд гостей в доме Фамусова, во вре­мя которого поочередно произойдут встречи Чацкого с каждым приехавшим. Вначале все выглядит до­вольно безобидно, даже игриво. Наталья Дмитриевна в ответ на комплименты Чацкого сообщает о своем за­мужестве и тем самым дает ему понять, что близкие отношения между ними невозможны. Но не равноду­шие, с которым воспринимает Чацкий ее сообщение, вызовет раздражение и озлобление Натальи Дмитри­евны, а содержание разговора Чацкого с Платоном Михайловичем. И в ее лице Чацкий наживет первого врага в московском обществе. С приездом каждой но­вой группы гостей противостояние будет шириться и углубляться. Наиболее знаменательным моментом в этом отношении станет стычка Чацкого с графиней Хрюминой-младшей. Ему предшествует важная для понимания общей картины сцена, когда графиня, войдя в комнату, полную людей, скажет бабушке:

Ах, grand'maman! Ну кто так рано приезжает?

Мы первые!

Трудно предположить, что она не замечает по край­ней мере десятка лиц, находящихся в этот момент в комнате. Нет, в ней говорит спесь, которую княгиня Тугоуховская склонна объяснять просто: «Зла, в дев­ках целый век, уж Бог ее простит». Но для Грибоедова этот инцидент важен не как психологическая деталь, раскрывающая характер и настроение графини внуч­ки, и не как подробность, рисующая картину нравов: он тем самым показывает, что среди гостей Фамусова отнюдь нет дружелюбия или душевной близости. Этот сколок московского общества раздирает всеобщая не­приязнь. Но каким выразительным окажется впо­следствии единодушие, с которым все собравшиеся, забыв о собственных распрях, обрушатся на чуждого им Чацкого! И здесь уже будет не до мелких обид друг на друга: опасность для их мира, исходящую от Чац­кого, почувствуют в равной мере все.

После беседы Чацкого с графиней внучкой, во время которой она очень желчно выскажет ему свою обиду на молодых дворян, обходящих своим вниманием рус­ских аристократок в пользу французских модисток, противостояние Чацкого и общества будет развиваться не менее стремительно, чем распространение клеветы о его сумасшествии. Он восстановит против себя старуху Хлёстову, расхохотавшись в ответ на ее весьма дву­смысленные похвалы в адрес Загорецкого, заденет са­мого Загорецкого и подольет масла в огонь, еще риз презрительно отозвавшись о Молчалине в кратком раз­говоре с Софьей.

С точки зрения традиционной комедийной интри­ги, характерной для современной Грибоедову коме­диографии, злоключения главного героя должны бы­ли служить его развенчанию в глазах тех, от кого зависит судьба его возлюбленной, если бы Чацкий вы­полнял в художественной системе «Горя от ума» роль отрицательного персонажа, терпящего моральное по­ражение в борьбе за руку девушки с претендентом достойным. Внешне все именно так и происходит. Но в грибоедовской комедии парадоксальным обра­зом сочувствие зрителя при этом достается именно от­вергаемому. И сюжетное место, должное служить ниспровержению героя, становится его апофеозом в глазах зрителя. Публика понимает, что нерв коме­дии отнюдь не в поединке Чацкого и Молчалина или Скалозуба за руку Софьи, а в поединке Чацкого с об­ществом, вернее, в борьбе общества с Чацким и подоб­ными ему людьми, о которых только упоминают раз­личные персонален. Незримые единомышленники Чацкого и он сам обнаруживают удивительное сход­ство социального поведения, на которое зритель те­перь не может не обратить внимания и не оценить его, как того хотел автор комедии: брат Скалозуба оставил службу ради «чтения книг», хотя ему полагалось про­изводство в очередной чин; племянник княгини Тугоуховской Федор тоже «чинов не хочет знать», да и сим Чацкий, как мы помним, добился высокого поло-женин по службе, но оставил ее. Судя по всему, это была громкая история, ведь даже до Москвы дошли слухи о его «связи с министрами» и последующем разрыве с ними. Таким образом, сопоставляя поведе­ние этих молодых людей, зритель должен был прийти к выводу, что сталкивается не со случайными совпа­дениями, а с некой утвердившейся в обществе мо­делью социального поведения.

Смехотворность претензий, предъявляемых обще­ством Чацкому, вполне соответствует тому месту, ко­торое занимает этот эпизод в традиционной интриги. В самом деле, Наталья Дмитриевна возмущается тем, что ее мужу Чацкий «совет дал жить в деревне», гра­финя внучка сообщает, что ее он «модисткою изволил величать», Молчалин поражается, что ему Чацкий «отсоветовал в Москве служить в Архивах», а Хлёстова негодует по тому поводу, что Чацкий поднял на смех ее слова. Резюме нелепых обвинений, сформули­рованное тоже обиженным Загорецким, выглядит грозно: «Безумный по всему». Но когда речь заходит о причинах «безумия» героя, то «смехотворность» оборачивается вполне серьезными политическими об­винениями. Виной всему оказываются книги и обра­зование как источник политического вольнодумства. Таким образом, именно в кульминационном пункте сходятся обе интриги: интрига традиционная и основ­ной конфликт. Но в них главный герой выполняет со­вершенно противоположные функции, и роль его в политическом и идеологическом конфликте с общест­вом усугублена, акцентирована той ролью, которую он играет в любовной коллизии. Отвергнутый в обоих смыслах, он одерживает моральную и духовную побе­ду над отвергнувшим его обществом.

Финал третьего действия «Горя от ума» сделан мастерски и завершается ремаркой (Оглядывается, все в вальсе кружатся с величайшим усердием.. Ста­рики разбрелись к карточным столам), глубокий социально-политический смысл которой был хорошо понятен грибоедовским современникам. Отношение к танцам как к занятию пустому, светскому времяпре­провождению бытовало в декабристских и близких к ним кругах. Это отношение запечатлено Пушкиным в незаконченном «Романе в письмах», герой которого по имени Владимир пишет другу, отвергая упреки в несовременности поведения: «Выговоры твои совер­шенно несправедливы. Не я, но ты отстал от своего ве­ка - и целым десятилетием. Твои умозрительные и важные рассуждения принадлежат к 1818 году, В то время строгость правил и политическая экономия были в моде. Мы являлись на балы, не снимая шпаг, - нам было неприлично танцевать и некогда занимать­ся дамами».

Также не в чести были среди декабристов и карточ­ные игры. Так что ремарка заключала в себе не толь­ко постановочное значение, подсказку режиссерам, по и политический и идеологический смысл.

Драматургическое мастерство Грибоедова прояви­лось в том, как органично он связал оба конфликта и су­мел акцентировать мировоззренческий, политический смысл пьесы, сообщить самому жанру комедии новое звучание, вдохнуть в него новую жизнь. Гончаров про­ницательно отметил завязку этого конфликта в начале второго действия, когда Чацкий, «раздосадованный неловкой похвалой Фамусова его уму и прочее, возвышает топ и разрешается резким монологом:

«А судьи кто!» и т. д. Тут уже завязывается другая борьба, важная и серьезная, целая битва. Здесь в не­скольких словах раздается, как в увертюре опер, главный мотив, намекается на истинный смысл и цель комедии».

Конечно, зрители были еще не в состоянии адек­ватно оценить этот эпизод, так как по сложившейся привычке следили за развитием любовного единобор­ства, но в дальнейшем именно этот аспект действия «Горя от ума? становился организующим началом, группируя действующих лиц и определяя сюжетное движение. Любовь героя и любовная интрига стали у Грибоедова не объектом изображения, а обстоятельст­вом жизни, придав герою психологическую убеди­тельность. Они свидетельствовали о его передовых взглядах, пылком сердце и горячности порывов, столь понятных у влюбленного человека. Совершенно справедлива мысль Гончарова: «Только при разъезде в сенях зритель точно пробуждается при неожидан­ной катастрофе, разразившейся между главными ли­цами, и вдруг припоминает комедию-интригу. Но и то ненадолго. Перед ним уже вырастает громадный, настоящий смысл комедии».

Настоящий смысл комедии носит уже трагический характер. Об этом писал Ю. Н. Тынянов, указав, что комичность положения Чацкого (имеется в виду ме­сто его в сюжетной схеме) «является средством траги­ческого, а комедия видом трагедии». Грибоедов, ви­димо, ощущал, что эту трагедийную нагрузку образ может не выдержать, если будет ассоциироваться в художественном сознании современников с функци­ей шутовского героя. Он нашел гениальный ход, введя в IV действие фигуру Репетилова, который, внешне повторяя Чацкого, по сути является его антиподом.

Этим еще раз подтвердилось свойственное автору «Горя от ума» чувство художественной соразмерно­сти.